Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке] - Иоанна Хмелевская

Потом только Филипп узнал, что раньше она когда-то была прокурором. Её высказывания всем понравились, и он сразу понял, что вырежут…

— Нормальное дело. Потому-то я так и не люблю всякие интервью.

— Но я-то тебя снимала живьём! То есть полностью. Это потом выяснилось, что мы с камерой влезли как раз туда, где президент выступал перед народом… А тебе мало?

— Нет-нет, благодарю вас, вполне достаточно. Бунтовать против правительства на краковском рынке… прямо как Костюшко![1]

— А он бунтовал против правительства? — удивилась Мартуся.

— Да нет, с саблей в руке клялся в верности народу. Хотя русский царь наверняка счёл бы это бунтом.

— Да брось ты эту историю, я её все равно не знаю! Зато гражданка Борковская… Погоди-ка, кто мне про неё ещё рассказывал? А, вспомнила, сценаристка. Ох и поливала она её! Муж у сценаристки на канале ТВН работает, и, представляешь, Борковская договорилась выступить в прямом эфире на очень актуальную тему, а сама не явилась и даже не позвонила. Пришлось ему затыкать дырки в эфире какой-то мутотенью.

И кто же у нас эта Борковская в конце концов получается? Ответственный человек или глупая дуля?

— Дуля… — задумалась я. — Или дуль? Дули на крыше, дули на грунтовке, на масляной краске… Про них почему-то всегда говорится во множественном числе… А если один такой дуль посерёдке? Или дуля? Слушай, а я на самом деле не знаю, какого рода эти дули.

Мартуся молча смотрела на меня с каким-то странным выражением лица.

— Можно полюбопытствовать, о чем ты только что говорила?

— О строительном браке. О дулях. Языковая проблема.

— А что такое вообще эти дули?

— В том-то и дело! Такие пузыри на поверхности, которой по идее следует быть идеально гладкой. Маленькие пузырики и большие пузырищи. И я никак не пойму, какого они пола: дуль или дуля?

— А какая нам разница? — осторожно спросила Мартуся.

— Никакой, — опомнилась я, потому что перед моим внутренним взором расстилались необозримые поверхности, усеянными проклятыми дулями. — Абсолютно никакой. Подожди, получается, что у нас два человека и два совершенно разных мнения. Ещё кто-нибудь с тобой сплетничал?

— Нет, ничего конкретного, но в буфете кто-то обмолвился, что если вся прокуратура такая, то он готов записаться в преступники. А кто-то другой вмешался, что, дескать, не та это баба. Мол, Томек говорил, что это совсем другая.

— Какой Томек?

— Какой-то. Томек, и все. Хочу тебе заметить, что подслушивала я в телецентре на Хелмской, а не на Воронича, на Воронича я почти всех знаю. В буфете как раз было битком, и кто что говорил, я не уследила, поскольку вела деловые переговоры.

— В буфет полагается идти после деловых переговоров!

— Так я и пошла после, да собеседник за мной увязался. Для меня это очень важно, извини, пожалуйста…

— У тебя и без того неплохие результаты в нашем следствии, — похвалила я Мартусю. — Думаю, ты права. Или баб две штуки, или мы имеем дело с необыкновенно противоречивой натурой.

— По-моему, их все-таки две штуки.

— И по-моему выходит то же самое. Особенно учитывая, что одна лежала у меня на помойке, а вторая показалась ментам живая и здоровая.

Вопрос в другом: которую шлёпнули? Наверное, все-таки ту, что поплоше: у неё в паспорте стоит фальшивый штамп о прописке. Ты бы не могла съездить на телевидение ещё разочек и выловить мне этого Томека?

— Что, сию секунду?

— Нет, можно завтра…

— Так завтра я возвращаюсь в Краков!

— Тогда давай лови его по телефону. Методом пошагового приближения.

На моё несчастье, в этот момент прибыл пан Тадеуш. Я оставила его с Мартусей решать профессиональные проблемы и занялась приготовлением очередных бобов. Как выяснилось, они чудесно сочетаются с ветчиной. И под них замечательно идёт красное винцо. Бобы оказались необыкновенно ценным кулинарным изобретением, потому что содержали только полезные калории и не полнили, благодаря чему можно было есть их тоннами без вреда для здоровья и красоты.

Интеллектуальных усилий бобы от меня не требовали, их разве что надо было посолить, поэтому я смогла целиком переключиться на тайны следствия. Заглядевшись на кастрюлю и поджидая, пока вскипит вода, чтобы высыпать замороженные бобы, я пришла к удивительному выводу.

После чего безжалостно прервала беседу Мартуси и Тадеуша.

— Пан Тадеуш, я не верю, что вы не обдумывали мою помоечную историю… — начала я.

— Не выражайся, — попросила Мартуся. — Не помоечную, а плакуче-ивовую.

— Пускай будет плакуче-ивовую, — покладисто согласилась я. — Вы ведь наверняка много чего знаете о Барбаре Борковской. Помню, как вы говорили: неприятная дамочка, то да се… Так расскажите!

Пан Тадеуш отнекиваться не стал и признался, что действительно немало выяснил про таинственную личность. На всякий случай закинул удочки на её счёт, потому что, когда такие вещи творятся у порога моего дома, ожидать можно каких угодно неприятностей, а пан Тадеуш обязан меня сторожить. Прозвучало это так, словно он подрядился удержать меня от очередного убийства, но я великодушно не обратила внимания на его слова: коли хочет, пусть себе сторожит.

Пан Тадеуш поговорил с журналистами, и у него получилось то же самое, что у Мартуси. Либо Борковская — очень противоречивая натура, либо это два разных человека.

— Вот именно! — довольно подытожила я. — Между прочим, я давно уже знаю, что одна — настоящая журналистка, бывший прокурор, профессионал, особа солидная и работящая. Вторая — разудалая девица, недалёкая и нахальная, которая упорно выдавала себя за первую. Получается, что вторая первую очень уж не любила и портила ей репутацию как и где только могла. Почему? Неужели из одной лишь чистой, неразбавленной вредности?

Мартуся в неразбавленной вредности усомнилась.

— Ну что ты! Не поверю, что можно так усердствовать просто из вредности!

— Скорее всего, она с этого что-то имела, — предположил пан Тадеуш. — У хулиганки явно была особая цель. Борковская ведь работала прокурором, чем-то насолила этой второй, и та, возможно, таким образом мстила.

— И добилась своего, потому что живую Борковскую выгнали из прокуратуры, — напомнила я. — Но зачем тогда тянуть эту игру? А она тянула до последней минуты. Теперь-то я уверена, что это дублёрша пёрлась ко мне на интервью. Жаль, что не доехала, мне страшно интересно, как бы потекла наша беседа…

— Наверняка ужасно, — живо перебил меня пан Тадеуш. — Это была абсолютно примитивная особа. Разговоры ни о чем, пустая болтовня и сплошные оскорбления. Два разных человека отзывались о ней совершенно одинаково. Оба позволили уговорить себя дать интервью и до сих пор возмущаются.

— Это мы уже знаем, — подхватила Мартуся. — Наслышаны. Просто глупая… как её там? Плюха? Гуля?

— Дуля.

— Вот именно, глупая дуля. А как насчёт настоящей Борковской? Той, которая жива? Неужели она ведать не ведала, что её беспрестанно кто-то подставляет? Не верю, что до неё ничего не доходило! Ведь её даже с работы выгнали. Начальство должно как-то объяснять увольнение. Какая она вообще из себя?

— Подозрительная! — поучительно сказала я. — У неё такой мотив для убийства, что о-го-го! Размером как отсюда до Австралии. Коль скоро она никак не могла избавиться от своего второго «я», то взяла да изничтожила её на корню.

— Но ведь ты сама говорила, что здесь была блондинка!

— Правильно, была, даже в соответствующее время, но если блондинка настоящая, а не крашеная, то имеет полное право быть законченной идиоткой, а потому могла просто не обратить внимания на труп под ивой. Что, если блондинка оказалась тут случайно, помяла кустики и пропала с горизонта?

— Какая блондинка? — заинтересовался пан Тадеуш.

Я рассказала ему о наблюдениях соседки.

Пораскинув мозгами, мы пришли к выводу, что либо блондинка была крашеная и Борковская наняла её в киллерши, либо убийство — дело рук самой Борковской, нарядившейся в блондинистый парик.

Тут я не удержалась от критики.

— Тогда и Борковская ваша — дура. Надо было просто задавить жертву машиной. За наезд в трезвом виде получила бы максимум восемь лет, а за другие орудия убийства можно схлопотать пожизненное заключение. Правда, я вижу смягчающие обстоятельства, но, с другой стороны, уверена, что у Борковской не было разрешения на оружие. Хотя кто их знает, прокуроров, у них запросто может иметься разрешение…

— Наверняка его отобрали, когда выгоняли из прокуратуры, — возразила Мартуся.

— Не в этом дело. Ведь Борковская не поехала бы со своим двойником в машине: источник заразы, враг номер один, а я с ней разъезжаю, да ещё парик для маскировки напялила! Такое даже самой тупой корове показалось бы подозрительным. Ты пакостишь человеку, портишь ему жизнь и едешь с ним в заброшенное место?